Цветаева vs. Цветаева
Ирма Кудрова «Жизнь Марины Цветаевой», Анна Саакянц «Жизнь Цветаевой»
Марину я любила преданно, со времен переписывания её стихов в рукописные сборники — и не ради упражнений в каллиграфии, а потому что купить ее книги было нереально. Зеленый двухтомник, приобретенный в 90-е, был моим богатством.
Как бы тогда читались биографии, любые! Но их не было. Книга Ирмы Кудровой пришла ко мне причудливым путем — сначала как приложение к «Российской газете», которое можно было вытащить из середины, а затем разрезать и сложить газетные листы формата А2 в книжечку, наподобие книжки-малышки в «Веселых картинках».
Однако в «книжке-малышке» было несколько первых глав — о детстве Марины. А полностью всю книгу удалось прочитать только через несколько лет, в 2002-м, когда она вышла в издательстве журнала «Звезда».
Прекрасная книга! Талант исследователя соединяется у автора с умением писать интересно. Любовь к Марине и ее творчеству — со стремлением понять ее психологию, вычитать между строк ее сущность, а проницательность — с бережным отношением, тактом и добросовестностью. Это одна из первых беллетризованных биографий, прочитанная после сухих научных трудов, которые теперь совсем не воспринимаются.
Ранние детские впечатления, отношения с матерью и сестрой, с музыкой и книгами, пробуждение поэта в маленьком ребенке выписаны тонко и точно. А потом — знакомство с Волошиным и Сергеем Эфроном, обормотник и чердачное. Книгу дополняют фотографии и стихи МЦ.
Что касается книги Саакянц, то она поразила воображение своим объемом. Я предвкушала настоящий пир. Чем больше подробностей, тем лучше! А биограф их столько насобирала — вся жизнь Марины расписана по минутам, зарегистрирован каждый шаг. И каково же было удивление, когда я начала спотыкаться, вязнуть в этих деталях, захлебываться...
В итоге недочитала. Остановилась, не захотела тонуть. Надеялась вернуться когда-нибудь к этой книге, но не случилось. Вот не переходит количество в качество! Вот не главное — собрать гору материала и завалить ею читателя! Вполне возможно, эта гора была бы прочитана совсем иначе тогда, раньше, в эпоху рукописных сборников, когда жадно ловилась каждая статья, каждое упоминание.
А книгу Кудровой определенно буду перечитывать. Потому что она не только о Марине — а еще о творчестве, о природе творчества, о детстве и юности, об эпохе и вечности.
Жил да был крокодил
Ирина Лукьянова «Корней Чуковский»
«Я написал 12 книг, и никто на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя «Крокодила», и я сделался знаменитым писателем».
Но как же не ценить «Крокодила»! Для многих читателей именно с него начинается русская литература. А потом узнаешь Чуковского-литературоведа, Чуковского-переводчика, Чуковского-мемуариста. В его дневниках — весь Серебряный век, а потом — вся советская литература. От Блока до Солженицына. От символизма до соцреализма. Со всеми был знаком, или дружил, или сотрудничал.
Потому и биография в серии ЖЗЛ — объемистый том. Читать интересно, поскольку, повторюсь, история великого Корнея — это еще и история литературы. А события — от комических до трагических.
Вот молодой журналист, выучив английский язык по книжкам, едет спецкором в Англию — и обнаруживает, что никто его не понимает. И он никого.
А вот умирает от туберкулеза любимая дочка Мурочка, талантливая девочка, унаследовавшая способности отца. Та самая — «Дали Мурочке тетрадь, стала Мура рисовать». Знакомые с детства строчки видятся иначе.
По-своему благополучная судьба, со скидкой на людоедскую эпоху — без ГУЛАГа или высылки/эмиграции. Публиковали, да еще как — имя знакомо каждому первому.
А вот что сам Корней Иваныч думал о своем времени? О современниках? Так ли уж был весел и беспечен? На чем основывалась его удивительная удачливость и писательская плодовитость?
И «Современники» Чуковского, и его жизнеописание — однозначно читать! У меня они шли подряд, одна книга хорошо дополняет другую.
Поэт в короне
Элла Матонина, Эдуард Говорушко «К. Р.»
Нищий голодный поэт — это печально. А если поэт родился во дворце? Если он принц? Точнее, великий князь. Повезло — или наоборот? Двойственная ситуация. Поэты в свою среду, конечно, примут — куда они денутся. Но всегда будешь оставаться для них не братом по перу, а «вашим высочеством». А в царской семье станут поглядывать снисходительно: есть серьезные занятия — война, политика, а этот чудит, в игрушки играет. В общем, белая ворона и для тех, и для других.
Всё это, думается, в полной мере испытал на себе великий князь Константин Константинович Романов, публиковавшийся под псевдонимом К.Р.
Книга читается с двойным интересом: и как биография поэта Серебряного века, и как описание придворной жизни. Авторы не пожалели подробностей, и можно оценить, насколько жестким был повседневный режим членов императорской семьи (с подъемом в 6 утра), каким широким — круг обязанностей. Весь день расписан по часам. Тот же К.Р., командир знаменитого Преображенского полка, лично занимался с солдатами и военной подготовкой, и обучением грамоте, а еще много лет был президентом Российской академии наук, а еще — инспектором военно-учебных заведений, а еще масса придворных обязанностей… Удивительно, когда он успевал стихи сочинять.
Что касается собственно стихов, то это для меня тот случай, когда биография интереснее творчества. Но ведь Серебряный век и породил такое уникальное явление, как жизнетворчество. Мне стихи К.Р. кажутся слишком академичными, прилизанными, но у них и без меня хватает ценителей, многие были положены на музыку. Есть известный романс Чайковского «Растворил я окно».
Запомнились детали, превращающие парадный портрет в живого человека. Например, семейная традиция одевать новорожденного в рубашку отца — и великий князь, у которого, кстати, было 9 детей, стоит с рубашкой в руках, волнуется, ждет, когда к нему вынесут маленького сына.
Книга объемная, содержит массу деталей и описаний — для кого-то это будет плюс, а для кого-то минус. Тем, кто интересуется историей, должно понравиться. Авторы относятся к своему персонажу с некоторым пиететом и даже идеализацией, но мне это не кажется недостатком. Исследователю легко увлечься предметом исследования.
Не Лев
Алексей Варламов «Алексей Толстой»
И пускай он не Лев, я всё равно его люблю: за неунывающего Буратино, за сестер Катю и Дашу, похожих на прекрасных дам с картин Борисова-Мусатова и Сомова, за «Детство Никиты» с вазочкой на стенных часах.
Детство Никиты, или самого Алексея Николаевича, прошло неподалеку от моих родных мест, поэтому все события казались почти домашними, а писатель — хорошим соседом. С его биографией я первый раз познакомилась в отличной книге Виктора Петелина «Заволжье», но это не помешало чтению версии Алексея Варламова из серии ЖЗЛ.
Обе книги достойны внимания. Если у ЖЗЛ широкий охват — рассматривается в подробностях вся жизнь Толстого, порой детализация кажется чрезмерной, то «Заволжье» сосредоточено на детских и юношеских годах, на первых шагах в литературе и поиске своего пути. По мне, так это самое интересное. Ну и два разных подхода: «наукообразность» ЖЗЛ и более эмоциональный по определению жанр беллетризованной биографии. Есть из чего выбирать.
Интересно, кто-нибудь помнит, что было в вазочке на стенных часах?
Большой друг
Павел Басинский «Горький»
Автор считает, что Максим Горький — инопланетянин, командированный на Землю с целью изучения человеческой природы. Слишком уж масштабная и загадочная фигура. Действительно, из босяков — к мировой славе. Один из самых успешных, знаменитых и высокооплачиваемых писателей своего времени. Из самоучек — в академики.
А для меня это Мартин Иден, который не утонул. Точнее, не застрелился, хоть и стрелялся — в 19 лет. Пуля не попала в сердце, а застряла в легком. Обошлось. Мало того, это Мартин Иден, не потерявший вкус ни к жизни, ни к женщинам, ни к литературе.
И еще бесконечно подкупает его отношение к коллегам по перу, готовность помогать знакомым и незнакомым в революционном Петербурге — одних спасать от расстрела, других от голода. Вот охота была тратить личное время, организовывать Дом искусств, коммуну для писателей, и издательство «Всемирная литература», благодаря которому многие получили работу и выжили! Мог бы сидеть, строчить свою нетленку. Поэтому — Большой Друг.
На многочисленных фото в книге: Горький и Шаляпин, Горький и Толстой, Горький и Леонид Андреев — и еще много-много-много действующих лиц. Горький и русская культура, литература и революция.
Душа и маска
Фёдор Шаляпин «Повести о жизни»
Шаляпин не только гениальный певец, но и отличный рассказчик. Его мемуарная проза — «Страницы из моей жизни», «Маска и душа» — прекрасные зарисовки Серебряного века, тем более интересные, что узнаем об этой эпохе, естественно, больше от писателей, по их произведениям и воспоминаниям. Для меня Шаляпин-автор стал открытием, а завалялся-то он среди старых книжек. В этом издании еще и много фотоиллюстраций.
«Подлинное творится без насилия, которым в искусстве ничего нельзя достигнуть».
«Искусство требует созерцания, спокойствия, хорошего ландшафта с луной».
«Я продолжаю думать и чувствовать, что свобода человека в его жизни и труде — величайшее благо. Что не надо людям навязывать насилу счастье. Не знаешь, кому какое счастье нужно».
ЖЗЛ vs. «САМОПОЗНАНИЕ»
Ольга Волкогонова «Бердяев»
И хотя в «Самопознании», одной из моих любимых книг, Николай Бердяев уже рассказал историю своей жизни, биография из серии ЖЗЛ не показалась повторением. Во-первых, много деталей, интересных фактов, свидетельств современников. Фотографии, конечно. Во-вторых, нейтральный тон биографа немного гасит бердяевскую эмоциональность.
Я люблю его стиль — взрывной, пламенеющий. Риторический, с многочисленными повторами, которые усиливают мысль. А мысль возникает на ваших глазах, бурлит, несется, сжигает всё на своем пути. Не поток, а огонь сознания. Энергии — через край. Большая редкость в отечественной словесности, разве что у Герцена еще подобная проза, упругая, энергичная. Это важно, поскольку философия у русских философов неотделима от литературы.
Сухость исследователей я обычно воспринимаю как минус, но здесь спокойное, обстоятельное изложение — как раз то, что нужно, чтобы еще раз, объективно взглянуть на события жизни философа, чтобы их восприятие не было однобоким.
Николай Бердяев:
-
Как многие русские философы, сначала был марксистом, потом критиком марксизма.
-
Исследовал интереснейшие темы — свободу и творчество.
-
Был выдворен из России на «философском пароходе».
-
Горевал о том, что полезным поведением считается воздержание, а сексуальность приветствуется только ради потомства, однако сохранились свидетельства о том, что его собственный брак был духовным союзом.
-
Спасаясь от фашистов и покидая Париж, забрал с собой любимого кота Мури. Очень тяжело переживал смерть питомца.
- Сам умер за работой, за письменным столом.
Еще об именах Серебряного века
Писатель без нимба над головой
«Литература, вероятно, начнется опять, когда заниматься ею будет совершенно невыгодно»