Революционный реализм

Ранние произведения — удивительное чтение! Писатель еще не похож на себя — он пока не нашел свой голос, не создал свой канон, не написал свою классику. Романтик Грин оказался практически соцреалистом.

Революционный реализм

Повеяло весной, захотелось романтики, взяла с полки Грина. Последнее время было временем многотомников: Лесков, Куприн, Тургенев. Заглянешь, чтобы что-нибудь перечитать, или, наоборот, прочесть пропущенное, или просто сверить цитату — и уже не выберешься. Автор затянет в свой мир, закидает вопросами, заманит ответами. Вот только времени бы побольше, чтобы почитать не спеша, со вкусом, не поглядывая на часы!

Однако не судьба ждать пенсии, чтобы умиротворенно блаженствовать в кресле с томиком классика. Потому что, во-первых, рискуешь не дождаться, а во-вторых, зачем вообще ждать? Я за спонтанность: захотелось — прочиталось. Специального времени не будет. Есть только миг, за него и держись.

В первом томе зеленого шеститомника — ранние рассказы 1907-1912 годов, сборники «Шапка-невидимка», «Штурман «Четырёх ветров», «Пролив бурь». И первая неожиданность — Грин-реалист вместо Грина-романтика. Все равно что Айвазовский без моря. В «Шапке» нет ни Зурбагана, ни странствий, ни мистики. Зато много революционеров и террористов. Самая что ни на есть проза жизни: борьба, политика. То, что навязло в зубах со школьных лет.

Сначала сквозь легкое разочарование показалось, что это вообще не Грин, что эти историйки мог состряпать любой средней руки сочинитель того времени. Потом прорисовалось: автора волнует не идеология, а психология. Что там в душе у борца? Может он бросить бомбу в карету с классовым врагом, если в ней ещё и дети едут (рассказ «Марат»)?

Или «Апельсины»: революционер сидит в тюрьме, нуждается в самом необходимом, и вдруг начинает получать передачи от незнакомой девушки. И какие! Вдыхая сладкий запах апельсинов, он фантазирует, а какая она, эта незнакомка, и — снова вдруг! — узнает, что им разрешили свидание...

Роскошная завязка, я тоже стала фантазировать: что с ней сделали бы Чехов, Горький и Толстой. А что сделал Грин, читайте в первом томе.

Еще о русской классике

Записки охотников от Чехова

Тургенев зимний и Тургенев летний

«Литература, вероятно, начнется опять, когда заниматься ею будет совершенно невыгодно»

А где Куприн?

Заметки на полях социального романа

Поделиться на:   Facebook  |  Vk  |  Twitter

При перепечатке, указывайте ссылку на vitlive.com