Это краткая биография, и в краткости ее плюс. Если нужно больше подробностей — есть «Гамаюн» Орлова, и ЖЗЛ, и книга тетушки поэта Бекетовой, и мемуары Любови Дмитриевны. То и дело приметная фигура Блока возникает в воспоминаниях литераторов Серебряного века, от Цветаевой до Маяковского. Можно расширять и наращивать.
Книга Берберовой написана по-французски и для французского читателя, на русский переведена впоследствии, самой Берберовой там крайне мало — но можно пробежаться по этому конспекту и воскресить в памяти цепочку значимых событий из жизни Блока. И его стихотворения, на которые душа до сих пор откликается (у меня далеко не на все).
Блок у Берберовой, как многие петербургские мальчики, увлекается домашними спектаклями и самодельными литературными журналами, учится, как все, в университете, затем, тоже подобно многим — человек без определенных занятий, проживает отцовское наследство, ходит по театрам и ресторанам — и из ничего, из воздуха, из закатов и зорь улавливает музыку эпохи и прозревает будущее. «Неслыханные перемены, невиданные мятежи».
А затем на фоне разрухи — его фигура в белом свитере, его призывы слушать музыку революции. Никто не слышит или слышат что-то другое. Спустя столетие стало видно то, что он слышал тогда.
Несколько моментов из книги, за которые зацепилось внимание.
После смерти отца, которому Блок дважды в год писал формальные письма с благодарностью за денежную помощь, вдруг возникает — конечно, не любовь, откуда ей взяться, если не было взаимного душевного тепла и привязанности, — но интерес к его личности и судьбе рода. И пишется пророческое «Возмездие».
Во время Первой мировой Блок был призван и командовал «подразделением в две тысячи саперов». Почему-то этот факт вылетел из памяти, задержались только слова Гумилева: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это все равно что жарить соловьев». А ведь послали.
Берберова рассказывает о дружбе Блока с Михаилом Терещенко и о самой примечательной личности 26-летнего владельца издательства «Сирин», мецената, специально открывшего издательство, чтобы поддержать русских символистов. Как-то я пропустила это имя раньше.
Принцип домино: в каждой книге о Серебряном веке есть упоминание еще о ком-либо, о новых персоналиях и событиях, которое подтягивает другие книги и источники — и нет конца Серебряному веку.
Еще об именах Серебряного века
Серебряный век: неистовая Надежда
Музей Серебряного века: дом Брюсова