В памяти застрял маменькин сынок, балбес с гитарой и бочонком вина, который щелкал на пишущей машинке — персонаж книги «Моя семья и другие звери». Сейчас понятно, что младший братишка просто создавал в своем романе яркий, запоминающийся комический образ.
Ларри из сериала «Моя семья и другие звери».
Реальный Лоренс Даррелл, скорее всего, этому образу соответствовал, поскольку образ жизни вел богемный, но вместе с тем это оказался настоящий Мастер с большой буквы. Снимаю шляпу. Зря Нобелевку не дали, на которую он был номинирован в 1961 году.
Реальный Лоренс Джордж Даррелл (1012–1990). По описаниям, толстячок-коротышка, но очень обаятельный.
Его «Александрийский квартет» — великолепная литературная игра, невероятно красивая. Давно не получала такого удовольствия от самого построения книг, от структуры в целом и каждой части в отдельности, от системы символов, от множества просвечивающих смыслов, которые то разбегаются, дробятся, то собираются каждый раз в новую картинку.
И в то же время первый роман тетралогии, «Жюстин», сначала абсолютно мне не понравился.
Сюжет незамысловатый: любовный четырехугольник, египетская Александрия 1930-х годов, восточно-базарная экзотика, европейская диаспора, в основном состоящая из дипломатов, молодой и бедный учитель-англичанин мечется между двумя возлюбленными — нищей же танцовщицей и загадочной роковой (а ля Настасья Филипповна) женщиной, женой банкира. На фоне маячит ревнивый банкир.
Ну очень модернистский
Проза насыщенная и напыщенная, декаданс в квадрате, не роман — стихотворение в прозе длиной в роман, чего, казалось бы, невозможно выдержать. «Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво». А он всё говорит и говорит. Литературный орнамент всё вьется и никак не кончается. Это прилипчиво, хочется начать писать отзыв таким же вычурным языком.
Когда я вижу нечто подобное, то пытаюсь понять, к чему такое расточительство — меня пытаются ввести в особое состояние или отводят глаза от чего-то действительно важного? зачем наводят морок? Но вся прелесть в том, что ни за что не догадаться — зачем.
Весь «четырехугольник», все главные герои в экранизации 1969 года «Жюстин». В фильме скомкали содержание всех четырех книг, превратив изысканную многомерную прозу в одномерный политический детектив. Но актеры симпатичные.
О технике чтения
Эту тетралогию надо читать подряд, роман за романом, и тогда она будет медленно раскрываться, как цветок, разворачивая всё новые смыслы и отменяя предыдущие. И догадки читателя в том числе. Как хороший детектив. Детективная линия, кстати, там тоже есть, как и гора трупов.
С этим «квартетом» надо изловчиться поймать волну и просто плыть по роману, выбрав созерцательную технику чтения — не сопереживать персонажам, не одаривать никого своим сочувствием, не примеривать их роли на себя. Не суетиться. Просто внимательно следить за событиями.
Многослойные смыслы
Роман «Жюстин» — это особняк в стиле модерн, избыточно красивый и изысканный, и надо приготовиться ходить из комнаты в комнату, и любоваться затейливыми линиями и убранством. Не забывая, что всё здесь не то, чем кажется — растительные завитки и узоры не живые растения, люди тоже не живые, это всего лишь маски, всё это — декорации, театр. В особенности не стоит судить персонажей с бытовой точки зрения — любовных манипуляций и супружеских измен.
Александрия — древний двухтысячелетний город, перекресток эпох, исторических событий, рас, религий и гностических ересей. И Даррелл сконструировал свой роман из гностического сюжета — в судьбе роковой Жюстин отражен миф о Софии, без которого эта линия теряет свою глубину и становится просто историей пресыщенной нимфоманки, выдумавшей себе невроз, чтобы казаться интересной, а не трагедией женщины, взыскующей абсолютного духа и света.
В роли Жюстин — Анук Эме.
Ключи
Очень старые и/или очень сложные книги (навскидку: Библия, «Божественная комедия», «Дон Кихот») нуждаются в комментариях или в надежном проводнике, иначе можно потратить время на чтение, но снять лишь поверхностный смысловой слой, и в голове останутся только какие-нибудь детали сюжета. Любая сложная структура требует ключа.
В случае с «Александрийским квартетом» таким проводником со связкой ключей выступает переводчик, написавший прекрасные комментарии — целую книгу в нескольких частях, как и сама тетралогия. И читать ее можно частями, параллельно с романами или сразу после них. Пусть это не наводит ужас — комментарии не делают читательскую задачу более громоздкой, а наоборот, облегчают ее.
Про Александрию
«Жюстин» считается гимном Александрии, но если попытаться войти в картинку, которую рисует Даррелл, то она оказывается переполненной грязью и уродством и буквально тебя выбрасывает. Брезгливости не вызывают разве что морские пейзажи.
Восточная экзотика меня не очаровала, хотя бы потому, что только что были друг за другом прочитаны арабские сказки «Тысячи и одной ночи», индийские «Дети полуночи» Салмана Рушди, «Стамбул» Орхана Памука, ну и «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где тоже много солнца и грязи. Настоящая прививка от египетской экзотики.
Так что великий Город, хоть он и с большой буквы, прямо как у Булгакова, для меня действующим лицом не стал и не вышел из рамок декорации — пусть нарисованной не маляром, а великим художником, но всего лишь декорации с ограниченными служебными функциями. А навязываемая мистическая сущность Александрии напомнила эгрегоры городов в «Розе мира». Все-таки декаданс интернационален.
В общем, захотелось там заглянуть разве что на собрание тайного гностического общества Бальтазара — послушать, чем пытались спастись и утешиться тогдашние умники.
О «Жюстин» честно:
Первый роман понравился мне, повторюсь, меньше всех последующих, но он абсолютно необходим, к нему надо отнестись, как к увертюре в опере — и просто ждать, когда наконец запоют. И не бросать, читать дальше. Следующий роман «Бальтазар» — вот там-то всё и начнется по-настоящему, опрокинется, завертится.