Скорее напоминает горьковского «Клима Самгина» (некоторой нудностью, бесконечностью и неоконченностью) и «Бравого солдата Швейка» (заумь сатире не помеха, оказывается).
Социальная составляющая — на все времена: поиски национальной идеи. Правитель империи (Австро-Венгерской) правит без малого 70 лет, грядет юбилей, а все так любят юбилеить, что плюс к официальным придворным торжествам интеллектуальная/аристократическая/бизнес-элита начинает собственную высокодуховную пиар-кампанию. Под это дело и разыскивается объединяющая идея. Спойлер: ее не найдут.
С одной стороны, пацифистский лозунг незаметно превратится в милитаристский, а с другой, читатель понимает, что в 1918 году никакого юбилея не будет — ни правитель, ни империя до него не доживут. Однако в 1913-м элита в упор не видит надвигающейся Первой мировой и увлеченно занимается своей имбурдой (имитацией бурной деятельности). Слова «духовность» и «дух» в первом томе повторяются 443 раза, а во втором — 222.
И главный герой вовлечен. Он «родился с потребностью стать выдающимся человеком», но пока не стал. Побыл немного военным, немного ученым-математиком (совсем как автор), а в 32 года взял gap year, чтобы чуточку расслабиться. Однако без него никто не может обойтись — ни светская тусовка, ни женщины, которые виснут на нем гроздьями. И великий человек эпохи — акула бизнеса и одновременно признанный мыслитель — гоняется за ним с предложением дружбы. Но:
«Человек без свойств не говорит жизни «нет», он говорит «еще нет!» и сохраняет себя».
Впрочем, в этом романе все люди без свойств. Это общий диагноз. Здесь все «еще не». Ничто не воплощается, не доводится до конца. Великую идею не находят. Жены не уходят от мужей, которым изменяют. Возлюбленные не воссоединяются. Художник не создает ничего выдающегося. Не состоится ни совращение девственницы, которая сбегает в последний момент, ни инцест с сестрой, хотя его призрак блуждает по всей второй части романа. И даже заявившись в сумасшедший дом, чтобы посмотреть на маньяка, компания так до этого маньяка и не доходит. Многие из этой компании и сами балансируют на грани нормальности и психических нарушений. И автору интересна именно эта грань, пограничные состояния и отдельных людей, и общества.
ГГ держится изо всех сил, чтобы не стать кем-то, чтобы длить и длить возможность окончательного воплощения, так же как автор длит и длит роман, чтобы не дать в нем ничему произойти. И ничего не происходит. На сколько можно задержать дыхание? Кто дольше простоит на одной ножке? Музиль продержался 20 лет!
Еще не.
Книга сама себя недописывает.
Это неоконченный роман как жанр.
Даже захотелось написать неоконченный роман.
«Происходит все то же» — лучшее название и для второй части
Сначала, с появлением сестры ГГ Агаты, кажется, что роман набрал второе дыхание, но нет — еще один тупик. Агата — персонаж-зеркало. Это Ульрих номер два, женский вариант, тоже человек без свойств и без будущего. А вся любовь к ней Ульриха сводится к очередным монологам — этому болтуну нужен идеальный молчащий слушатель, по сути — собственное отражение, неизменно кивающее и соглашающееся. Она охотно исполняет эту роль, отражает, кивает.
Недавно такой же персонаж-зеркало встретился в «Лабиринтах Ехо» Макс Фрай (Теххи), довольно пугающий и даже отталкивающий вариант, поскольку не воспринимается как самостоятельное существо — а как тень, рабски повторяющая все движения хозяина.
Сатира, оживлявшая первую часть, во второй, к сожалению, скудеет, а вот философская составляющая продолжает цвести пышным цветом — это очень плотный по части «мыслей и мыслей», заряженный роман. Художественная проза чередуется с изрядными порциями философских трактатов и эссе, густо, просто кусками (трудноглотаемыми), к этому надо быть готовым. Это как если бы Гоголь собрал под одну обложку «Ревизора» и «Выбранные места из переписки с друзьями», предварительно перемешав.
Свиные рыла вместо лиц, положительный герой — смех, и всем розданы идеи, и все послушно их озвучивают. Но вот в толпу персонажей вклинивается кто-то, отодвигает всех локтем, открывает рот — и не закрывает. Это автор. Он торопится высказать свои мнения обо всем, спешит и сам себя перебивает. Мораль, искусство, законы, прогресс, нормальность, государственность, любовь. Напоминает радио- или телешоу, где спикер отвечает на вопросы публики — все подряд, на любые темы. Но это не собирается в итоге в нечто цельное, остается россыпью, свалкой мыслей.
Три последних тома «В поисках утраченного времени» тоже выходили посмертно, а заключительный собирали из черновиков, но цикл Пруста не производит впечатление незавершенности, замысел там воплощен, идея выражена. Мощная проза Музиля, увы, к концу выдыхается, повествование само от себя устает — и никакого традиционного финального аккорда. Все размывается, уходит, как вода в песок. Но и это опять же выходит органично — роман без свойств.
Еще больше бесконечных романов
Как читать «Улисс», чтобы дочитать
«Мидлмарч» — викторианское лоскутное одеяло
Сон в красном тереме: открываю Китай
«Дон Кихот»: книга о книгах
Еще о философских романах о романах идей
Фантастическая философия
Мандарины — это не фрукты
«Дзен и был для нас призывом к свободе; ничем другим, пожалуй, и не был»
5 причин для того, чтобы всё бросить и начать читать этот роман