Записи радиопередач и видео, где Михаил Казиник рассказывает о классической музыке так, что хочется немедленно начать ее слушать, помогли мне справиться с депрессией в мрачные времена после смерти отца. Я просто слушала один за другим «Эффект Баха», «Эффект Моцарта», «Эффект Грига» и понемногу возвращалась к жизни.
А потом, рассудив, что если человек еще и написал книгу, то, значит, вложил туда свои самые важные мысли, начала читать «Тайны гениев». И не промахнулась! Книга великолепная. Советую всем.
Тем, для кого мир классической музыки является местом пока не обжитым и мало понятным, она поможет там освоиться. Не формально познакомиться с великими именами, а начать «читать» музыкальное произведение, как захватывающий роман, следя за развитием сюжета.
Те, кто и так любят классику и в агитации не нуждаются, получат море удовольствия от оригинальных мыслей автора, от его «расшифровок» литературных и музыкальных произведений. Мне были особенно интересны главы о пушкинском «Моцарте и Сальери» и «Картинках с выставки» Мусоргского.
«Я склонен считать, что поэзия находится на полпути между вербальностью обыденной речи и полной невербальностью музыки. (Я имею в виду, конечно же, музыку без слов)».
Поэзия поможет понять и услышать музыку, ведь их объединяет слово (которое было вначале) как носитель и смысла, и звука. И главное, книга не просто доносит ту информацию, которой автор хотел поделиться — она встряхивает, будит скрытые силы, выдергивает из духовной спячки.
Михаил Казиник не кабинетный искусствовед, он выступает с лекциями в разных странах мира, у него есть целая международная «Школа будущего». До чего же здорово обнаружить, что не закончилась эпоха просвещения, что настоящие просветители существуют и в наше время.
Несколько цитат из книги «Тайны гениев»
«Я склонен считать, что поэзия находится на полпути между вербальностью обыденной речи и полной невербальностью музыки. (Я имею в виду, конечно же, музыку без слов.) Поэтому для перехода в музыкальный Космос нам может очень помочь Космос поэтический».
«Нормальный» взрослый человек обычно говорит и рассуждает так: – Это я видел, об этом я слышал. Вы дайте мне новое, покажите мне то, чего я не видел. Тогда я удивлюсь, тогда я и буду восторгаться. Таким образом, взрослый – всего-навсего коллекционер. Гений и ребенок в стадии гениальности, в отличие от взрослого, не коллекционируют мир, но каждый раз воспринимают одно и то же по-новому. Тогда-то и рождается то, что Шопенгауэр называет «подлинным созерцанием, свойственным гению».
«Я думаю, причина того, что мы не приговорены Судом к высшей мере, в том, что у нас просто-напросто есть очень хорошие адвокаты. Их имена некоторым хорошо известны: Шекспир, Микеланджело, Леонардо, Данте, Рембрандт, Гете. Но осмелюсь предположить, что председателями коллегии адвокатов являются два музыкальных гения: И. С. Бах и В. А. Моцарт».
«В XX веке много говорят о психологии творчества. Одной из слагаемых гениальной личности является так называемая легкость генерирования идей, то есть способность отказаться от скомпрометированой идеи, с каким бы трудом она ни была выношена раньше».
«Получается, все, что принес в жертву музыке Антонио Сальери – самоотречение, бессонные ночи, отказ от радостей жизни, отказ даже от любви, – оказалось необходимым не для того, чтобы самому создать великую музыку, но только для того, чтобы, воспользовавшись всеми своими знаниями, оценить подлинное величие музыки другого композитора».
«Мы приходим в сей мир гениальными. Я в этом убежден. Посмотрите в глаза новорожденного – в них отражается Вселенная. Если бы новорожденный мог говорить, то мы получили бы ответы почти на все вопросы, на которые не можем ответить сами. В глазах новорожденного – отсвет происхождения. Но этот контакт нам не дан – приходится ждать, пока ребенок заговорит. И вот наконец! Но, увы, ребенок учится земной речи через подражание, и шансов услышать ответ на главные вопросы бытия у нас уже нет».
«Если действительно решить вопросы быта, питания, уничтожить даже сами проблемы, связанные с элементарным выживанием (причем независимо от того, работает человек или нет), многое ли изменится принципиально?
То есть будет ли человек счастлив, использует ли он освободившееся время для духовного самосовершенствования, для познания глубин культуры, искусства, музыки, поэзии, литературы?
Появится ли тот человек из великих утопий всех времен – венец планетарного творенья, для которого примат духовного над материальным станет основой основ, целью существования?»